Максим Казначеев: Запад не оставит попыток дестабилизировать Центральную Азию

Известный казахстанский политолог Максим Казначеев ответил на вопросы «ПолитНавигатора» о нынешней политической обстановке в Казахстане и Центральной Азии после саммита в китайском Сиане.

О «тюркской интеграции», о процессе укрепления позиций западного капитала и рисков, связанных с возможной дестабилизацией региона в результате вмешательства внешних сил.

Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы YouTube и TikTok.
Для подписки на уведомления в баузере нажмите здесь.

ПН: Поездка делегации лидеров центральноазиатских республик в китайский Сиань на первый саммит стран ЦА и КНР как-то изменило геополитическую ситуацию в регионе?

М.К: На мой взгляд, да. Китай официально обозначил геополитические гарантии странам региона – защиту суверенитета и территориальной целостности, а также неприятие «цветных революций». Можно предположить, что такие гарантии Пекин дал в обмен на отказ стран Центральной Азии размещать на своей территории контингенты западных стран, выводившиеся из Афганистана в 2021 году.

Теперь ближайшие к западным границам Китая американские военные базы находятся в Персидском заливе (база в Катаре) и в Турции (база Инжирлик). Что существенно стабилизирует обстановку в Синьцзяне.

В условиях предполагаемого геополитического обострения с США Китай пытается обезопасить сухопутный маршрут проекта «Один пояс – один путь», проходящий через Центральную Азию.

ПН: В ряде СМИ некоторые эксперты, в том числе и западные, выражали опасения, что данная встреча стала сигналом по выдавливанию России из Центральной Азии. Насколько это действительно так? Ведь перед этим главы бывших советских среднеазиатских республик были на параде Победы в Москве, а затем и на мероприятиях ЕАЭС.

М.К: Да, это так. Невнятная по результатам и явно затягивающаяся военная операция России в новых регионах воспринимается в Центральной Азии как провал. Вполне естественно, на этом фоне у стран Центральной Азии появляются сомнения в дееспособности ОДКБ. И начинает формироваться вакуум силы в регионе. Внешние игроки – такие как Китай и Турция, – просто заполняют этот вакуум.

Визиты региональных лидеров в Москву не должны вводить в заблуждение – это лишь протокольный политес, попросту говоря, визиты вежливости. Все сейчас упирается в ход СВО – если Москва в короткие сроки сможет достичь поставленные перед СВО политические задачи, то политические элиты Центральной Азии, как принято говорить в молодежной среде, «в прыжке переобуются». И все проекты взаимодействия с Россией сразу пойдут вперед опережающими темпами. Если нет – вакуум силы в регионе продолжит нарастать. И его будут все сильнее заполнять другие внешние игроки.

ПН: Интересно, но в это же самое время в Алматы проходило мероприятие, посвященное сотрудничеству с ЕС, а уже в начале июня состоялся в соседней Киргизии саммит ЕС и стран Центральной Азии. При этом в Казахстан наращиваются американские инвестиции и происходит развитие Транскаспийского маршрута в обход РФ. Можно ли данные встречи, мероприятия и планы также расценивать как укрепление позиций западного капитала?

М.К: Астана ведет тройную игру. В рамках доктрины многовекторности она пытается лавировать между Западом, Китаем и Россией. При этом основные транзитные маршруты на Запад замкнуты на территорию Российской Федерации.

В Астане это рассматривается как стратегическая уязвимость – и именно поэтому Токаев уже почти год любыми способами пытается привлечь внешних инвесторов – неважно каких, западных или китайских, – к расширению так называемого Транскаспийского коридора. Данный коридор должен избавить от необходимости транзита грузов через территорию России.

Но есть проблема: коридор проходит по сложному рельефу местности, плюс необходимо строительство портов и судостроительных/судоремонтных мощностей. У Казахстана на это ресурсов нет, а потому сам проект становится долго окупаемым.

Инвестиции могут дать только Китай и страны Запада. Но Китай сам балансирует на грани введения западных санкций, а потому не уверен в рентабельности подобных инвестиций. Можно на китайские деньги запустить коридор, по которому потом ничего нельзя будет экспортировать из Китая. Политических гарантий неприсоединения Казахстана к санкциям в отношении Китая Астана дать не может.

Для Запада (США или ЕС) подобные инвестиции не проблема, но у них нет необходимости в слишком больших транспортных мощностях. Их интересует только вывоз сырья из Казахстана, а потому они рассчитывают, что и объемы инвестиций будут намного меньше, чем сейчас. Поэтому обещания западных инвесторов можно смело делить вдвое или даже втрое. Это не столько укрепление позиций западного капитала, сколько попытка перенаправить уже имеющиеся сырьевые потоки по новому маршруту.

ПН: Сейчас происходит передача казахстанских месторождений стратегических редкоземельных металлов американским, европейским и британским компаниям. Не напоминает ли это такой же процесс передачи углеводородных месторождений в 90-х с заключением кабальных соглашений о разделе продукции (СРП) и контрактов по недропользованию? Не приведёт ли это в итоге к изменению соотношений сил в РК и в ЦА в пользу Вашингтона, Лондона и Брюсселя?

М.К: Можно рассматривать продажу месторождений западным компаниям как попытку команды Токаева «купить лояльность» у западных политических элит.

Не секрет, что после января 2022 года Запад некоторое время не доверял Токаеву, рассматривал его как пророссийского политика. Велась подготовка к введению санкций против чиновников Казахстана за нарушения прав человека после подавления попытки госпереворота. Казахстанскому МИД стоило больших усилий разрядить ситуацию – санкции так и не ввели. Платой за это и стала продажа месторождений.

Также важен и экономический аспект – Казахстан самостоятельно не способен осваивать эти месторождения, нет свободных инвестиционных ресурсов и технологий добычи. Кроме того, и внутренний рынок Казахстана не нуждается в большом количестве редкоземельных металлов (РЗМ).

Аналогичные контракты в сфере недропользования заключаются и с китайскими инвесторами – с тем, чтобы сбалансировать рост доли западных компаний в добывающей отрасли.

Передача месторождений РЗМ рассматривается в Астане как способ повысить значимость страны для внешних игроков. Если у всех внешних участников здесь будут горнодобывающие активы, потеря которых будет чувствительной для их собственных экономик, то они будут воздерживаться от попыток силового захвата власти в стране. Будут работать на укрепление действующей власти.

ПН: Такое ощущение, что политика «многовекторности» себя уже исчерпала на фоне мировых процессов, но казахстанское руководство упорно следует прежнему курсу, в том числе и в деле наращивания поставок на европейский рынок. Таким образом, лишь укрепляется неоколониальная вывозная модель экономики, тоже подходящая к своему тупику. Есть ли риск, что на фоне роста глобального противостояния между главными геополитическими центрами данные противоречия не ударят в итоге по Казахстану?

М.К: Я бы обратил внимание на более глубокий аспект: казахстанская политическая элита прекрасно понимает, что страна превратилась в сырьевой придаток развитых экономик (как Запада, так и Китая). Но выхода из сложившейся ситуации Астана не видит.

С 2003 года в Казахстане предпринимались попытки реализовать сначала Стратегию, а потом и Программу индустриально-инновационного развития. Еще Назарбаев предлагал внешним инвесторам формулу «сырье в обмен на технологии». Но новую индустриализацию провести так и не удалось.

Причины провала никто не анализировал. А они предельно простые – емкость казахстанского рынка очень мала. В стране не выгодно размещать даже так называемую «отверточную сборку» – в итоге все потенциальные инвесторы уходили в Россию или тот же Узбекистан (например, сборка автомобилей корейских марок). Даже после введения санкций в отношении России и Белоруссии западные компании не спешат переносить производства в Казахстан.

Приведу простую аналогию: российская политическая элита также понимает, что страна за тридцать лет превращена в сырьевой придаток. Но также понимает, что емкость внутреннего рынка позволяет Москве претендовать на свою макроэкономическую «зону влияния».

А для Казахстана этого варианта не существует – страна будет сырьевым придатком при любых вариантах и при любых геополитических центрах сил. Даже если в стране и появятся какие-либо обрабатывающие производства, то они, скорее всего, будут «завязаны» на производственные цепочки внешних контрагентов.

А раз так, то – с точки зрения казахстанских политических элит, – не принципиально чьим сырьевым придатком является Казахстан: Китая, России или Запада. Кто больше заплатит – с тем и будут работать.

Альтернативной модели развития экономики у казахстанской элиты нет. Надежды на индустриализацию с опорой на собственные силы провалились.

ПН: В результате победы на выборах в Турции Реджепа Эрдогана Организация тюркских государств также получит своё развитие? Насколько Вы расцениваете перспективы усиления пантюркизма и панисламизма в Казахстане и Центральной Азии в целом?

М.К: Пока президент Турции Реджеп Эрдоган – это аватар главы британской разведки МИ-6 Ричарда Мура (тем более, что их связывает личная дружба). И, соответственно, сама Организация тюркских государств – геополитический проект НАТО по проникновению в Центральную Азию.

Но есть один нюанс – катастрофическая ситуация в турецкой экономике. Запад не спешит вкладываться в турецкие активы, турецкая лира девальвировалась за десять лет в десять раз, у страны устойчивый торговый дефицит. Таким образом, у Анкары нет свободных ресурсов для инвестирования в страны Центральной Азии. Проект ОТГ – очень перспективный, но на него необходимы средства.

Есть вероятность, что Китай может предпринять попытку «перекупить» турецкую политическую элиту у Запада, как ранее он сделал это с политической элитой Пакистана. В условиях экономического кризиса Эрдоган вполне может пойти на такой шаг. И тогда ОТГ из западного геополитического проекта плавно превратится в китайский, в еще большей степени усиливая позиции Пекина в центральноазиатском регионе.

В более широком смысле перспективы пантюркизма в регионе умеренные – все же понимают, что в ОТГ будет один ключевой игрок: Турция. А все остальные тюркские государства даже вместе взятые не уравновешивают этого игрока.

Далее. Если мы говорим о том, что ОТГ – британский проект, то элитам стран региона легче напрямую взаимодействовать с Лондоном и Вашингтоном, без посредничества Анкары. И даже в случае «перепродажи» ОТГ Китаю политическим лидерам Центральной Азии удобнее выходить на Пекин напрямую – через ШОС или саммит Китай+5. То есть и в этом случае Анкара как посредник не нужна.

Если Турция сможет преодолеть текущие экономические проблемы и покажет высокие темпы экономического роста в среднесрочной перспективе, то сможет начать работу по формированию своей экономической зоны влияния на базе ОТГ. А во всех остальных вариантах ей просто нечего предложить другим участникам.

Что касается панисламизма, то его усиление связано отнюдь не с Турцией, а со странами Персидского залива. И в регион эти идеи будут проникать через Афганистан. Сейчас казахстанские власти видят определенную угрозу от политического ислама в стране. А потому будут блокировать подобную политическую активность.

ПН: После известных январских событий прошлого года, произошедшего передела власти и происходящего передела собственности остаются ли риски новых столкновений и конфликтов внутри самой правящей элиты? И существует ли сейчас угроза со стороны Запада по провоцированию межнациональных и межгосударственных конфликтов с целью создания зоны хаоса по периметру границ России и Китая? Недавно как раз Сергей Лавров говорил о желаниях Вашингтона устроить дополнительный фронт уже в Центральной Азии.

М.К: Креатуры «старой элиты» постепенно вычищаются из бюрократического аппарата и силовых структур. Спустя полтора года после попытки госпереворота можно сказать, что управляемость и лояльность вертикали власти восстановлена.

Параллельно идет процесс передела собственности. Активы окружения Нурсултана Назарбаева постепенно возвращаются государству, в перспективе анонсирована новая большая приватизация избыточных госактивов. Все это приведет к появлению в стране новых олигархических групп, которые будут лояльны уже президенту Токаеву. И будут выступать экономической опорой его власти.

Но данный передел собственности, безусловно, будет порождать конфликты как между «новой» и «старой» элитами, так и между новыми олигархами. У «старой элиты» остается достаточно большое количество агентуры в органах власти Казахстана. Этой фрагментацией элиты могут воспользоваться внешние игроки.

Участие стран Запада в координации попытки переворота в Казахстане и в организации массовых протестов в Узбекистане в прошлом году – вполне очевидна. Нет оснований считать, что они перестанут предпринимать такие попытки в ближайшем будущем. Да, в случае неудачи Запад рискует потерять свои экономические активы в регионе. Но в случае успеха сможет блокировать реализацию российской и китайской геополитических стратегий, что гораздо важнее.

ПН: В Казахстане продолжается активная работа Государственной комиссии по окончательной реабилитации жертв политических репрессий, постоянно муссируется тема «голодомора», идёт активный процесс тотальной декоммунизации и дерусификации, в том числе и оставшихся названий улиц и населенных пунктов. Что это? Утверждение соответствующей идеологии и попытка отвлечь от падения уровня жизни и ухудшающейся социально-экономической ситуации? Или желание понравиться Западу? Нет ли тут аналогий или повторения украинских процессов?

М.К: Команда Токаева неофициально объявила государственной идеологией светский национализм. Понятно, что в публичном пространстве ни один из чиновников, курирующих идеологический блок, в этом не признается.

Но их истинные намерения выдают действия: попытки «обелить» Туркестанский легион СС, заявление Токаева о том, что необходимо пересмотреть названия населенных пунктов, названных в честь деятелей советской эпохи (и это при том, что в прошлом году он сам переименовал город Капчагай в Кунаев), отказ от исторических названий городов и сел, мифологизация истории Казахстана и роли отдельных исторических персонажей и т.п.

Все эти шаги лежат в русле западной стратегии по объявлению советского наследия исключительно негативным колониальным прошлым. Курируют идеологическую и внутриполитическую работу чиновники, тесно связанные с западными агентствами и фондами.

Вопрос в том, какую роль во всем этом играет сам Токаев? Ведь он сын писателя-фронтовика, и тем не менее, дает санкцию на все подобные националистические выходки? Хотя, о чем мы: дед Владимира Зеленского – офицер Красной армии. Но это не мешает внуку ставить памятники Бандере. По всей видимости, и в Казахстане такая же ситуация.