Путин и «русский вопрос»

Москва – Севастополь, Март 26 (Навигатор, Виктор Ядуха) – Владимир Путин в своей крымской речи первым из руководителей РФ снял табу на слово «русский». Понимает ли он, что сделать это во внешней политике и запретить во внутренней невозможно? И какую Россию возрождает наш президент?

Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы YouTube, TikTok и Viber.
Для подписки на уведомления в баузере нажмите здесь.

Об этом в авторской колонке для «Навигатора» пишет обозреватель информационного агентства «Росбалт» Виктор Ядуха.

Подпишитесь на новости «Навигатор – Крым» в Facebook или Вконтакте

…В без преувеличения исторической крымской речи Путина почти не звучало слово «россияне», зато слово «русские» было употреблено 24 раза. Такого не было ни разу не только за 23 года постсоветской истории, но и за 40 предшествующих советских лет. Что же произошло?

Быть Путиным сегодня – это, помимо всего прочего, значит не иметь выбора. Президент РФ искренне убежден, что, не присоедини он Крым, там окопалось бы НАТО. Что обозначить фронтир было жизненно необходимо: больше уступать Россия не может. И что, не заяви он о проблеме «самого большого в мире разделенного народа» на высшем уровне – было бы невозможно совершить геополитический рывок, опираясь на волеизъявление крымчан.

Да, это была чистая геополитика. Защита русских в Крыму и на юго-востоке Украины вряд ли является главной целью Кремля. Но русские рады и этому. И даже не потому, что их притесняют. Они понимают и чувствуют, что способны сохраниться как общность только в рамках своего государства. Они действительно, во всех смыслах, вернулись домой.

Есть и другие причины путинского обращения к русскости.

Бросив столь явный вызов Pax Americana, Путин обрек страну на серьезные испытания, а в такие моменты, как показала речь Сталина в 1942 году, правители России склонны уходить от текущей конъюнктуры и апеллировать к национальным архетипам. И, судя по скакнувшему рейтингу президента, русские готовы жертвовать удобствами ради высших ценностей и смыслов.

Еще одна причина – традиционная для русских царей опора на низы в борьбе с боярами, роль которых сегодня играет офшорная аристократия. В условиях западных санкций борьба эта обещает быть особенно острой. Добровольная «национализация элит» провалилась – значит, будет принудительная. Именно поэтому в пакете с присоединением Крыма у Путина идет деофшоризация. И русские ее горячо приветствует.

Однако, расколдовав их, президент пошел на риск. Это вовсе не риск поссориться с либеральной фрондой: показав кулак непосредственно Америке, российский лидер может уже не делать поправок на ее местный фанклуб. Это риск оказаться между Сциллой русского национализма и Харибдой страха перед сепаратизмом этнических окраин.

Судя по новостям, в Кремле этого страха нет. Вслед за Рогозиным возвышается Глазьев, в анамнезе у которого – те же «Родина» и Конгресс русских общин. Зачищаются прозападные СМИ. Президент на РСПП ставит бизнесу ультиматум: Отечество или деньги. ФМС, которую вечно мотало между либеральной и патриотической «башнями», рапортует: въезд в Россию запрещен аж 1,5 млн гастарбайтерам. Мало того, в Москве уже начали появляться дворники славянской внешности.

«Все, что строило поколение с 91 года, сметено», – сокрушаются либералы. «Мы что, спим?», – изумляются националисты. Но это вряд ли национализм. А если даже и он –  то это явно национализм имперского, а не сепаратистского толка; национализм Проханова, воспевающего пассионарность воюющих с имаратом дагестанцев, а не национализм Крылова, Тора и Белова, которые «хватит кормить Кавказ».

Тем не менее, бутылка с джинном открыта, и появившийся дымок ставит перед нами несколько весьма непраздных вопросов.

Понимает ли Путин, что разрешить русских во внешней политике и запретить во внутренней вряд ли получится? Что вряд ли получится спрятать их в ножны после украинской кампании: разбуженные массы не поймут, да и альтернативы нет?

Значит ли это, что президент РФ, чей крымский спич стал отрицанием национальной политики большевиков, воссоздает дореволюционную Россию? Ту самую, где интеграция меньшинств строилась на основе «принятия в русские»?

Отдает ли Путин себе отчет, что для этого русская идентичность должна стать привлекательнее, чем есть? И что блестящая хирургическая операция по возвращению Крыма – необходимое, но не достаточное условие для ее капремонта?

Поживем – увидим.

Примечательно, что вместе с русскими крымская кампания расколдовала и евреев. Последние полвека ведь как было? Говоришь «русский» вместо «советский» или «российский» – наверняка шовинист. Говоришь «еврей» без пиетета и не будучи оным – антисемит.  «Ну, произнесите вы уже, произнесите это слово!», – дразнил Квачкова Пархоменко на «Эхе Москвы», прекрасно понимая, что оппонент промолчит.

И вот, дожили: Доренко на всю страну удивляется, отчего это московские евреи так солидарны с галичанами, которые «с наслаждением резали» их соплеменников «во все века». Недобро так удивляется. А отнюдь не маргинальные кремлевские пиарщики покатываются со смеху, цитируя покаянные «крымские» письма Рубинштейна и Гиммельфарба: «Евреи просят прощения у украинцев за то, что они русские». В обоих случаях еще недавно табуированные слова с выражением смакуют.

Я не знаю, пойдет ли на пользу России эта «новая искренность». И я могу лишь догадываться, почему после Второй мировой войны, где русские спасли миллионы евреев, столь многие из них оказались противниками советского проекта – который сами же ковали в 20-х и страх перед возрождением которого явно лежит в основе неприятия крымских событий. Но вы припоминаете на своем веку что-нибудь подобное? Я нет.

Как бы там ни было, «русский» сегодня – это уже не маргинальная калька с «российского». Едва ли кто-то усомнится теперь, что русские, сам факт существования которых ставился под вопрос не только на Украине, но и в России, реальны. Надо просто понять, что русские – это народ, который невозможен без государства. 23 года его у русских не было, и это дало повод в них сомневаться. Но вот оно пришло, неважно зачем, и мир убедился, что русские есть. Да что там мир – они сами убедились, что еще живы. Именно это и называют сегодня «Русской весной».