Военкор «ПолитНавигатора» в украинской тюрьме: Допросы с пристрастием

«ПолитНавигатор» продолжает публикацию записок военкора Юрия Ковальчука, которому довелось провести несколько месяцев в украинской тюрьме после попытки проведать престарелую мать в Херсоне.

Первую часть рассказа можно прочитать здесь.

Подпишитесь на новости «ПолитНавигатор» в ТамТам, Яндекс.Дзен, Telegram, Одноклассниках, Вконтакте, каналы YouTube, TikTok и Viber.
Для подписки на уведомления в баузере нажмите здесь.

В камере у нас случился ремонт. Старший или “смотрящий” за камерой – Сирота, зарабатывал лояльность тюремной администрации, пытаясь создать образцово-показательную «хату», которую не стыдно было бы показать заезжему начальству.

Администрации инициатива нравилась; Сирота также был доволен, в особенности учитывая тот факт, что все материалы оплачивали безызвестные жители Западной Украины, которым специально обученные люди ежедневно продавали по телефону несуществующий бензин.

Сирота довольно высок, со следами былого атлетического сложения, съеденного наркотиками; лицом грустного, даже трагического клоуна. Впрочем, об этом персонаже надо рассказывать отдельно. Сейчас достаточно упомянуть, что в данный период времени “смотряга” вместе с половиной камеры крепко подсели на местный кустарный аналог амфетамина, в народе называемый “пидорежка”.

Неизвестно, что честная компания испытывала после инъекции этой дряни, но в момент приема препарата под запретом были любые громкие звуки. Меня это вполне устраивало, потому что я как раз отлеживался после первого допроса “с пристрастием”, во время которого мне сломали в нескольких местах ребра, а потому шуметь не хотел и не мог; радовался тишине.

Ад начинался на следующий день, когда “выход” от порошка вызывал у Сироты сильнейшую психическую экзальтацию и объявлялся незамедлительный ремонт. Начало могло быть объявлено в любое время суток, после чего начиналась сумасшедшая активность. “Баулы” и нары перемещались с места на место, что в условиях камеры сильно напоминало игру в «пятнашки».

Сирота безостановочно орал на своих миньонов и попеременно требовал то помощи, то чтобы они держались подальше, ибо ничего не умеют. Обычно “концерт” продолжался 5-10 часов. Это нужно было просто пережить, для чего я заползал в любой относительно спокойный угол “хаты” и дремал там.

Судя по регулярным ночным звукам передвигаемых нар, в других камерах тоже не чужды были принятию местного аналога амфетамина с последующей экзальтацией и сумасшедшей активностью, отличительной чертой которой был фонтан идей у “главнокомандующего”, после чего приходилось переделывать все по нескольку раз.

Я же тогда мечтал о покое и, желательно, хорошем обезболивающем. Каждое движение или даже глубокий вздох были мучительны. Меня здорово отделали укрочекисты за то, что я отказывался от проведения фоноскопической экспертизы. В идеале для них, я должен был дать свое согласие и оплатить проведение данного мероприятия из своего кармана – стоило удовольствие около 350 у.е.

Не знаю, чем им так ценна была эта бумажка – они все равно провели бы экспертизу, и у них уже были образцы моего голоса. Мой бесплатный защитник “забыл” предупредить меня перед самым первым допросом о том, что будут взяты образцы, которые послужат для определения подлинности моего голоса на записях телефонных разговоров.

На самом деле все это, безусловно, была чушь – для того, чтобы инкриминировать мне пособничество террористической организации, ст. 258-3, ч. 1, украинскому правосудию вполне хватило бы моих статей на тех или иных сайтах. Писал я всегда под своей фамилией, часто сопровождая материал фотографией – считал, что так честнее, чем прятаться под псевдонимом. Однако СБУ почему-то очень хотелось доказать именно мое участие в боевых действиях на территории ДНР и они прямо землю пятаками рыли, лишь бы преуспеть в этом. И мой общественный защитник, кажется, очень им в этом помогал.

Он ни разу не побывал у меня в СИЗО и практически никогда не появлялся на допросах – в лучшем случае приходил через 2-3 часа после назначенного времени. В это время мне приходилось ожидать его, сидя в “стакане” – чулане полтора на полтора метра, в котором иногда стоял, а иногда отсутствовал стул. Впрочем, там было спокойно и прохладно – куда хуже было, когда меня запирали в стакане служебной “буханки” – там можно было только сидеть, практически в одном и том же положении; солнце разогревало автомобиль до температуры духовки, и когда становилось совсем уж невмоготу, единственным утешением оставалось погружаться в воспоминания и грезы.

Не знаю, может, я неправильно оцениваю старания моего бесплатного адвоката, и все же у меня упрямо создавалось впечатление, что он либо некомпетентен, либо халатен, либо играет за другую команду. Бывалые зэки также не раз говорили о любви бесплатных защитников крепко дружить со следствием.

Я до такой степени разуверился в нем, что не стал даже пытаться вытребовать от него помощи после допроса “с пристрастием”. Он бы лишь замучил меня, таская по больницам и кабинетам, а мне хотелось только лежать и спать. Лучшее, к чему бы вся эта активность привела – мои охранники и следователи дали бы показания о том, что я проявлял агрессию, и им пришлось применить силу. А еще меня бы положили на “61-ю”, то есть – в тюремную больницу, после «лечения» в которой пациенты часто возвращаются с туберкулезом или ВИЧ. Нередко также бывает, что и вовсе не возвращаются.

В общем, проще было как можно скорее откреститься от незабвенного “лойера”, чтобы поскорее вернуться в свою “хату”. Там, по крайней мере, было вдоволь воды и можно было что-то съесть – чекисты, даже несмотря на эскапады моего адвоката, никогда не брали для меня в СИЗО паек. Паек был скверный – кусочек хлеба с тонким ломтиком сыра, но и то лучше постоянного голода: обычно меня увозили на следственные мероприятия в 8-9 утра и возвращали около 5-6 вечера, так что я пропускал и обед, и ужин.

В общем, “урабатывали” меня в СБУ от души, поэтому возвращение в камеру, даже несмотря на спорадические вспышки ремонтной активности, было отрадным. Тем более, что даже в этом филиале ада порой можно было столкнуться с людской добротой или хорошо, интересно побеседовать.

Продолжение следует.